– В двух словах, – мягко попросил Герц. – Чисто теоретически.
– Лучше на практике.
– Исключено. Ограничимся вводной лекцией. Я весь внимание.
Девчонка опять засмеялась:
– Сколько вам лет?
– Пятьдесят.
– И вы про это ничего не знаете?
– Клянусь.
– О Боже. А еще архитектор. В общем, слушайте. Главных правил всего три. Первое правило: вода. Если вы едите траву, вам надо пить воду. Чем больше, тем лучше. Не чай, не кофе, не сок – только чистую воду. Съели дозу – сразу пейте. Много пьете – много радуетесь.
– Ясно, – кивнул Савелий.
– У вас вон, на заднем сиденье, пять или шесть бутылок дорогой воды. Вы тоже много пьете. Сейчас все непрерывно пьют воду. Потому что модно. Чтобы знали, эту моду создали те, кто жрет мякоть стебля.
– Не может быть. А какая связь?
– Очень простая. Пьют все. И те, кто жрет траву, и те, кто не жрет. Поэтому тот, кто жрет, не привлекает к себе… ну, внимания. Поняли хитрость?
– С ума сойти. Вот оно как.
– Второе правило: надо различать движняк и отходняк…
– Я не запомню, – озабоченно перебил Савелий. – Это надо записать.
Девчонка усмехнулась:
– Тут нечего запоминать. Сначала у вас движняк. Все очень весело. Особенно – двигаться. Ходить пешком. Общаться – неохота. Лениво. Зато секс – в самый раз. Секс, кстати, очень интересный…
– Чем же?
– Ну… – Инструкторша закинула ногу на ногу и задумалась. – Это так просто не объяснить. Сами поймете. В общем, движняк длится где-то двенадцать часов. Смотря какая доза. Потом надо лечь и поспать. Проснулись – наступает отходняк. Он еще лучше, чем движняк. Ничего не хочется. Даже секса. Как проснетесь – сразу надо хорошо напиться воды. И потом у вас есть еще целый день, пока не отпустит…
– Целый день чего?
– Отходняка.
– И что надо делать в этот день?
– Ничего. А вы и не сможете ничего делать. Я же сказала: ничего не хочется. Даже телевизор смотреть лениво. Вы сидите, или лежите, или стоите – и имеете, это, радость в чистом виде.
– Ага. Я понял.
– Ну, – девчонка вздохнула, – теперь вы все знаете.
– А третье правило?
– Да. Вот дура. – Спутница Герца тряхнула головой. – Башка не варит. Это потому что понервничала. Третье правило – насчет еды. Если вы жрете мякоть, вам можно не кушать обычную еду. Вообще. Потому что не хочется. Мякоть – сама по себе еда. Чистые, это… слово забыла… Калории, вот! Одна ложечка – запас энергии на двое суток. Но некоторые кушают. По привычке или просто обжоры. Вот если вы едите – вам можно все, кроме животной пищи. Мясо – нельзя. Вообще ничего жирного. Рыбу тоже.
– Почему?
– Потому что оно просто не полезет. А если сможете прожевать и проглотить – оно, как это слово… не переварится. Организм не примет, короче говоря. Мясо едят только эти, – девчонка брезгливо указала пальцем вверх, – людоеды. Которые траву не жрут из принципа. Всякие чистенькие с верхних этажей. Кто не умеет радоваться.
– Выходит, я тоже людоед?
Травоядная вздохнула, сменила позу и изучила Герца с ног до головы.
– В принципе да. Но вы хотя бы не конченый.
– Спасибо, – усмехнулся Савелий. – А как выглядят конченые людоеды?
– Сами знаете, – запальчиво ответила девчонка. – Вы среди них живете. Восемьдесят первый или второй этаж, угадала?
– Шестьдесят девятый, – ровным голосом отрекомендовался Герц. – Но работаю на восемьдесят третьем.
– Самое гнездо! Все едят мясо. Все злые и угрюмые. Работают. Суетятся. Другим жить мешают. Не умеют радоваться.
– Ну, я-то умею.
– Это вам так кажется! Людоед не может радоваться. На то он и людоед. Радовать может только то, что само из земли к небу тянется. И никому не мешает.
– Хорошо сказано. – Герц уважительно кивнул. – Дорогая Илона, беседа с вами, так сказать, заронила в меня…
– Ладно вам. – Девчонка стеснительно улыбнулась. – Я все поняла. Извиняюсь. Мне все говорят, что я много болтаю.
– Через две минуты я сворачиваю с шоссе.
– Тогда остановите на повороте. Вот вам мой телефон. Только это… обязательно позвоните, хорошо? Все от зависти сдохнут, когда узнают, что у меня есть знакомый архитектор.
Она бросила на Герца приязненный взгляд.
– Погодите. – Савелий выключил автопилот и притормозил. – Я слышал, если употреблять траву – нельзя пить алкоголь.
– Почему? – удивилась девчонка. – Можно. Только немного. Если выпить много – тогда будет плохо. А чуть-чуть вина или пива – пожалуйста. Только это бесполезно. Зачем пить вино, если и так хорошо?
– Чтобы было еще лучше.
– Вы смешной. Вы должны просто попробовать. Один раз.
– Я никому ничего не должен.
– Я не о том. – Юная травоядная небрежно отмахнулась. – Если вы жрете траву, – на последнем слове она сделала ударение, словно речь шла о фазанах, фаршированных черной икрой, – вам так хорошо, что лучше некуда. Ясно?
Она выскользнула из машины. Наклонилась к окну, прощально улыбнулась. Кинула на сиденье сверток.
– Это вам. На память. Не сожрете – потом вернете.
Съезжая с эстакады, Герц притормозил, повел рулем, заставив автомобиль прокатиться вплотную к ограждению, и швырнул подарок в темноту.
Разумеется, камеры слежения все подробно зафиксируют: и номер машины, и лицо водителя. Завтра же в банковской распечатке обнаружится списание огромного штрафа за избавление от мусора вне специально отведенного места. Но сам криминальный груз улетит вниз, с огромной высоты, по пути его отнесет ветром, и он приземлится где-нибудь в мрачном сыром переулке – хорошо бы прямо под ноги бледному обитателю самых нижних уровней. На глаз там было граммов сто, можно жрать два месяца.